Мир без конца - Страница 182

182

— Но так нельзя! — заревел Годвин, уже не делая вида, что обвинитель — Филемон. — Настоятельница не имеет права срывать судебный процесс!

— Благодарю вас, отец-настоятель… — вмешался епископ.

— Необходимо соблюсти формальности!

Ричард повысил голос:

— Они будут соблюдены!

Годвин открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Епископ продолжил:

— Мне не нужны дальнейшие доводы. Я принял решение и сейчас его объявлю.

Наступила тишина.

— Дельное предложение — позволить Керис стать монахиней. Если она ведьма, то в священном месте не сможет причинить никакого вреда. Дьявол не имеет сюда доступа. С другой стороны, если она не является ведьмой, мы не осудили невинную женщину. Может, Суконщица и не собиралась принимать постриг, но ее утешением станет служение Богу. Итак, я считаю это удовлетворительным решением.

Аббат спросил:

— А если она покинет монастырь?

— Верное возражение, — отвечал епископ. — Поэтому формально я приговариваю ее к смерти при условии отсрочки приговора на все время служения. Если девушка снимет принятые обеты, будет казнена.

Вот оно, в отчаянии подумал Мерфин, пожизненное заключение. На глаза у него навернулись слезы бешенства. Ричард встал. Годвин объявил:

— Судебное заседание закрыто!

И епископ вышел в сопровождении монахов.

Зодчий двигался как в тумане. Мать что-то говорила, утешала, но он будто не слышал. Толпа вынесла его через западные двери собора на лужайку. Торговцы паковали нераспроданные товары и разбирали лотки: шерстяная ярмарка закрывалась до следующего года. Фитцджеральд понял, что Годвин добился своей цели. Эдмунд умирает, Керис устранена, Элфрик станет олдерменом, и прошение о хартии будет отозвано.

Молодой мастер посмотрел на серые каменные стены монастыря: Керис где-то там. Он пробрался в обратном направлении через людской поток к госпиталю. Никого. Пол чисто выметен, соломенные матрацы, на которых спали гости, аккуратно сложены у стены. В восточной части на алтаре горит свеча. Мерфин медленно пересек комнату, не зная, что делать дальше.

В Книге Тимофея говорилось, что его предок Джек Строитель недолгое время был послушником. Автор намекал, что это не являлось добровольным решением, что Джека тяготила монашеская дисциплина; во всяком случае, его послушничество в один прекрасный момент закончилось при обстоятельствах, о которых Тимофей тактично умалчивал. Но епископ Ричард сжег за Керис мосты — если Суконщица когда-нибудь оставит монастырь, то будет приведен в исполнение смертный приговор. Вошла молодая монахиня. Узнав Мерфина, она испуганно спросила:

— Что вам?

— Я должен поговорить с Керис.

— Пойду спрошу. — Монахиня торопливо удалилась.

Фитцджеральд смотрел на алтарь, распятие, триптих на стене, посвященный святой покровительнице госпиталя Елизавете Венгерской. Первая его часть изображала, как увенчанная короной принцесса кормит бедных; вторая — строительство госпиталя, третья — чудо святой Елизаветы: хлеб, который она несла под плащом, превращается в розы. Что здесь делать Керис? Ее одолевали сомнения относительно церковного учения. Суконщица не верила, что принцесса может превратить хлеб в розы. «Откуда это известно?» — спрашивала девушка обо всем, что остальные принимали без вопросов: об истории Адама и Евы, о Ноевом ковчеге, Давиде и Голиафе и даже о непорочном зачатии. Она будет здесь как львица в клетке.

Необходимо с ней поговорить и узнать, что она думает. У нее должен быть какой-то план, о котором он просто не догадывается. Зодчий нетерпеливо ждал возвращения монахини. Но вместо нее вошла Старушка Юлия.

— Слава Богу! Юлия, мне нужно как можно скорее увидеть Керис!

— Прости, Мерфин. Керис не хочет тебя видеть.

— Не говорите глупостей. Мы помолвлены, мы должны были завтра венчаться. Она должна меня увидеть!

— Твоя невеста теперь послушница и не выйдет замуж.

Мерфин повысил голос:

— Если это так, не думаете ли вы, что она не сказала бы мне это сама?

— Вопрос не ко мне. Девушка знает, что ты здесь, и не хочет тебя видеть.

— Я вам не верю.

Мостник оттолкнул старую монахиню, выскочил в дверь и очутился в маленьком коридорчике, где раньше никогда не был: лишь немногие мужчины заходили на женскую половину аббатства. Прошел в следующую дверь и оказался в женской аркаде. Там несколько монахинь читали, задумчиво ходили по дворику, тихо беседовали. Молодой мастер пробежал аркаду. Одна монахиня, заметив его, закричала. Зодчий не удостоил ее вниманием. Увидев лестницу, Фитцджеральд взбежал по ней и ворвался в первую же комнату. Это оказался дормиторий — два ряда аккуратно застеленных одеялами матрацев. Никого. Прошел дальше по коридору и толкнул другую дверь — заперта.

— Керис! Ты здесь? Поговори со мной! — Он застучал в дверь кулаком, до крови расцарапав костяшки, но почти не заметил боли. — Пустите меня! Пустите меня!

Знакомый голос сзади произнес:

— Я впущу тебя.

Он обернулся и увидел мать Сесилию. Настоятельница сняла с пояса ключ и спокойно отперла дверь. Мерфин распахнул ее. За ней оказалась маленькая комнатка с одним окном. Вдоль стен стояли полки с вещами.

— Здесь мы храним зимнее облачение. Это кладовка.

— Где она? — заревел строитель.

— В комнате, которая заперта по ее собственной просьбе. Ты не найдешь эту комнату, а если найдешь, то не войдешь. Она не хочет тебя видеть.

— А если Керис умерла? — Голос дрожал, но молодой человек даже не пытался совладать с ним.

182