Мир без конца - Страница 64

— Да вижу. Женщина меняется почти сразу же. Не только живот, грудь, но выражение лица, манера двигаться, настроение. Я вижу и знаю такие вещи лучше многих, поэтому меня и называют знахаркой. Так кто же забеременел?

— Гризельда, дочь Элфрика.

— А, да, я ее видела. Уже три месяца.

— Сколько? — удивилась Керис.

— Три месяца или около того. Посмотри на нее. Она никогда не была худышкой, но сейчас просто роскошная. А почему тебя это удивляет? Я полагаю, ребенок от Мерфина?

Мэтти всегда обо всем догадывалась. Гвенда повернулась к подруге:

— Ты вроде говорила, что это случилось совсем недавно.

— Мерфин не сказал точно когда, но, похоже, недавно, и один раз. А теперь получается, что он спал с ней несколько месяцев назад!

Знахарка нахмурилась.

— А зачем ему врать?

— Ну, чтобы оправдаться, — предположила Гвенда.

— Чем же это хуже?

— У мужчин странная логика.

— Я выясню у него, — решила Суконщица. — Прямо сейчас.

Она поставила кувшин и положила мерную ложку. Гвенда спросила:

— А как же мое зелье?

— Сама доделаю, — сказала Мэтти. — Керис слишком торопится.

— Спасибо, — кивнула дочь олдермена и вышла.

Она пошла к реке, но Мерфина там не было. Не оказалось его и в доме Элфрика. Наверное, подмастерье на чердаке каменщиков.

К одной из западных башен была аккуратно подогнана рабочая комната главного каменщика. Керис взобралась туда по узкой винтовой лестнице, расположенной в контрфорсе башни. В стрельчатые окна просторного помещения проникало много света. У стены высилась стопка красивых деревянных шаблонов, которыми пользовались резчики по камню еще при строительстве собора. Их сохранили, и теперь они помогали в восстановительных работах.

На полу располагался так называемый чертежный настил, покрытый штукатуркой. Первый каменщик, Джек Строитель, железными инструментами царапал на нем чертежи. Нужные линии выделялись на грязном полу, но со временем затаптывались и поверх старых царапали новые. Когда чертежей становилось так много, что в них уже трудно было разобраться, пол покрывали новым слоем штукатурки, и цикл повторялся.

Пергамент — тонкая кожа, — на который монахи списывали библейские книги, был слишком дорог для чертежей. На памяти Керис появился новый писчий материал — бумага; правда, ее поставляли арабы, и монахи не пользовались им как изобретением язычников-мусульман. Но и бумага из Италии стоила ненамного дешевле пергамента. А чертежный настил имел еще одно преимущество: плотник клал кусок дерева прямо на рисунок главного каменщика и вырезал нужную деталь в точном соответствии с замыслом.

Будущий мастер на коленях стоял на полу и по чертежу выпиливал из дуба колесо с шестнадцатью зубцами, хотя никаких шаблонов рядом не было. Рядом лежало другое колесо, поменьше. Фитцджеральд на минуту прервался, сложил их вместе и проверил, точно ли сцепляются зубцы. Керис видела такие колеса, шестеренки, на водяных мельницах — они соединяли лопасти мельничного колеса с жерновом.

Мерфин должен был слышать ее шаги по каменной лестнице, но, вероятно, его поглотила работа. Девушка смотрела на него, и любовь в ее сердце боролась с возмущением. С головой ушел в работу: легкое тело склонилось над деталью, ловкие пальцы сильных рук вносят выверенные поправки, лицо неподвижно, взгляд пристальный. Юноша напоминал молодого оленя, опустившего голову к воде. Вот так выглядит человек, когда делает то, для чего рожден, подумала Керис. Это сродни счастью, только больше. Он исполняет свое предназначение. И все-таки она спросила:

— Почему ты мне солгал?

У Мерфина сорвался резец. Молодой человек вскрикнул от боли и посмотрел на палец.

— Господи. — Положил палец в рот.

— Прости. Ты поранился?

— Ничего. Когда я тебе солгал?

— Говорил, что Гризельда соблазнила тебя один раз. А на самом деле вы занимались этим несколько месяцев.

— Нет, неправда. — Он отсасывал кровь из пальца.

— Дочь Элфрика беременна уже три месяца.

— Не может быть, все произошло две недели назад.

— Однако дело обстоит именно так, по ней же видно.

— Ты что, видишь?

— Мэтти Знахарка мне сказала. Почему ты солгал?

Юноша посмотрел ей в глаза.

— Я не лгал. Это случилось в ярмарочное воскресенье. Первый и единственный раз.

— Тогда откуда у Гризельды через две недели взялась уверенность, что она беременна?

— А когда женщины могут быть уверены?

— А ты не знаешь?

— Никогда не спрашивал. В любом случае три месяца назад Гризельда была еще с…

— О Господи! — воскликнула Керис. У нее вспыхнула надежда. — Так это его ребенок. Терстана, не твой. Не ты отец!

— Думаешь? — Мерфин боялся даже надеяться.

— Ну конечно, это же все объясняет. Если бы она вдруг в тебя влюбилась, ходила бы за тобой по пятам. Но ты говорил, она почти с тобой не разговаривает.

— Думал, это потому, что я не хочу на ней жениться.

— Ты ей никогда не нравился. Просто нужен отец ребенку. Терстан удрал — возможно, после того, как она сказала ему, что беременна, — а ты рядом и, оказывается, порядочный дурак, чтобы попасться на ее удочку. О, слава Богу!

— Спасибо Мэтти Знахарке, — облегченно вздохнул Мерфин.

Девушка взглянула на его левую руку. Из пальца шла кровь.

— Да ты из-за меня поранился! — Керис взяла его ладонь и осмотрела порез. Не длинный, но глубокий. — Прости меня, пожалуйста.

— Ничего страшного.

— Да нет. — Она сама точно не знала, что имеет в виду: порез или что-то еще.