Вулфрик, Гвенда и Сэм вышли, а Дэви остался. Неужели он уже знает про марену? Или что-нибудь еще?
— Чего тебе?
— Милорд, я хочу просить вас о милости.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наглый крестьянин, без разрешения посадивший в лесу марену, выступает просителем. Какой же замечательный день.
— Ты не можешь быть сквайром, у тебя сложение Гвенды, — съязвил Ральф, и Алан заржал.
— Я хочу жениться на Амабел, дочери Аннет.
— Это вряд ли понравится твоей матери.
— Меньше чем через год я стану совершеннолетним.
Фитцджеральд, разумеется, отлично знал про Аннет. Он ее изнасиловал, за что его чуть не повесили. Его жизнь переплелась с судьбой Аннет почти так же, как и Гвенды. Лорд вспомнил, что все ее родные умерли во время чумы.
— Аннет ведь держит землю отца.
— Да, милорд, и намерена передать ее мне, когда я женюсь на Амабел.
Подобные просьбы лорды обычно не отклоняли, хотя и могли наложить налог на передачу надела. Однако они не обязаны были соглашаться, и их прихоти порой ломали крестьянам всю жизнь. Но именно эти прихоти и помогали лорду держать вилланов в узде.
— Нет, я не передам тебе землю. — Ральф усмехнулся. — Можешь питаться с невестой своей мареной.
Керис не могла допустить, чтобы Филемон стал епископом, осуществив свой самый дерзкий замысел. Но он тщательно подготовился и недалек от успеха. Если это случится, честолюбивый монах наложит лапу на госпиталь и того и гляди погубит дело ее жизни. А потом наверняка примется за свое: назначит в деревенские приходы безжалостных священников, таких, как сам, закроет школы для девочек, будет клеймить в проповедях танцы.
У нее не было права голоса на выборах епископа, и Суконщица решила повлиять на их исход иначе. Керис начала с епископа Анри, отправившись с Мерфином в Ширинг. В пути Мостник впивался глазами во всех темноволосых девушек, а когда дорога пустела, всматривался в лес. Но Лоллу мастер так и не увидел.
Епископский дворец стоял на главной площади — напротив церкви, возле Шерстяной биржи. Рынка сегодня не было, так что на площади торчал только вечный эшафот, напоминая потенциальным злоумышленникам, что им грозит в случае нарушения закона.
Дворец представлял собой довольно скромное каменное здание с залом и часовней на первом этаже, анфиладой рабочих комнат и частных покоев — на втором. Епископ Анри обставил его в стиле, который Керис для себя определила как французский. Каждая комната походила на картину. Здесь не было роскошных украшений, как в кингсбриджском дворце Филемона, изобилия ковров и драгоценных камней, напоминавших скорее разбойничий вертеп, однако глаз радовали приятные мелочи: на подоконнике отражал свет серебряный подсвечник: тускло блестел начищенный воском старинный дубовый стол; на холодном камине — весенние цветы; на стене — небольшая шпалера с изображением Давида и Ионафана.
Нынешний епископ не враг, но и не надежный союзник, беспокойно думала Керис, пока они ждали его в зале. Скорее всего Мон скажет, будто стоит выше кингсбриджских склок. Она рассуждала трезво: что бы ни решил Анри, церковник прежде всего будет преследовать собственные интересы. Он не любит Филемона, но, возможно, и не позволит этой неприязни руководить своими действиями.
Хозяин вошел, как всегда, в сопровождении Канона Клода. Они совсем не изменились. Полный Анри был чуть старше Керис, а Канон — лет на десять моложе, но оба выглядели прекрасно. Суконщица замечала, что клирики часто стареют позже знати, и полагала, что причиной тому умеренность, в которой проводят жизнь большинство священников — с некоторыми печальными исключениями. В пост, то есть по пятницам, в дни памяти святых и весь Великий пост они питаются рыбой и овощами и — по крайней мере в теории — не напиваются. Дворяне же на своих оргиях поедают горы мяса и доблестно осушают моря вина. Наверное, поэтому кожа их исходит морщинами, шелушится, спины сутулятся, а священнослужители, ведущие тихую строгую жизнь, дольше остаются бодрыми и сильными. Мерфин поздравил Анри с поставлением в сан архиепископа Монмаутского и сразу перешел к делу:
— Аббат Филемон приостановил постройку башни.
Мон без выражения, что приобретается долгим опытом, спросил:
— Причины?
— Есть предлог, и есть причина. Предлог — ошибки в чертежах.
— И какие же это якобы ошибки?
— Он утверждает, что восьмиугольный шпиль нельзя построить без опалубки. В принципе это верно, но я придумал способ.
— И этот способ?..
— Довольно прост. Ставится круглый шпиль, для которого опалубка не нужна, а затем облицовывается в форме восьмиугольника. С виду это будет восьмиугольный шпиль, но по конструкции — конус.
— Вы говорили об этом Филемону?
— Нет. Если я скажу, он найдет другой предлог.
— А истинная причина?
— Хочет вместо этого построить капеллу Марии.
— Вот оно как.
— Это часть его плана, целью которого является посвящение в высокий сан. В присутствии архиепископа Реджинальда он затронул в проповеди недопустимость анатомических вскрытий. Кроме того, дал понять королевскому советнику, что не собирается ставить препоны обложению клира налогами.
— К чему это все?
— Он хочет стать епископом Ширингским.
Анри удивленно поднял брови.
— Нужно признать, Филемон всегда обладал упорством.
— Откуда вам об этом известно? — спросил Клод.
— От Грегори Лонгфелло.
Канон посмотрел на Анри:
— Уж Грегори-то знает.