Мир без конца - Страница 212

212

От реки поднимался туман, заполняя долину и заволакивая далекие огни. Монахини заработались далеко за полночь при свечах. Все, кто мог ходить или хромать, при первой же возможности убрались как можно дальше, надеясь избежать завтрашней неминуемой кровавой расплаты — англичане наверняка решат добить врага. Сделав для раненых все возможное, госпитальные сестры тоже потихоньку ушли. Это их шанс.

При свете факелов они разыскали и вывели своих пони. Очутившись на ничейной земле, под покровом тумана и тьмы сняли мужскую одежду. Им страшно было даже подумать о том, что они вдвоем, раздетые, стоят на поле боя. Но их никто не видел, а через секунду странницы уже натянули монашеское облачение, на всякий случай упаковав мальчишескую одежду. Путь домой предстоит долгий.

Целительница решила не зажигать факел, испугавшись, что какой-нибудь английский лучник вздумает стрелять, оставив вопросы на потом. Держась за руки, чтобы не потерять друг друга, монахини пошли вперед, ведя пони под уздцы. Сестры не видели ничего: туман скрадывал все, что освещали звезды и луна. Керис и Мэр поднялись на холм к английским позициям. Запах стоял как в лавке мясника. Землю усеяло такое количество человеческих и конских тел, что обходить их не было возможности. Стиснув зубы, ступать приходилось прямо по телам. Скоро башмаки покрылись грязью, смешанной с кровью.

Затем тела поредели и скоро совсем исчезли. Приближаясь к английскому войску, Керис почувствовала огромное облегчение. Ради этого момента они с Мэр проехали сотни миль, кое-как жили две недели, рисковали жизнью. Смотрительница госпиталя уже почти забыла о том, что аббат Годвин нагло украл из сестринской сокровищницы сто пятьдесят фунтов, почему они и пустились в путь. После кровавой бани это казалось не таким уж и важным. Но все-таки она добьется у епископа Ричарда справедливости.

Монахини дошли до цели быстрее, чем Керис могла предположить, когда днем смотрела на долину. Сестра забеспокоилась, не заблудились ли они, ведь можно было пойти не в том направлении и проскочить мимо англичан. А вдруг войско осталось сзади? Она прислушалась — десять тысяч человек не могли не издавать звуков, даже если почти все уснули от усталости, — но туман приглушал все.

Поскольку король Эдуард расставил войско высоко на склоне, монахиня сообразила, что, поднимаясь наверх, они должны приближаться к людям. Но полный мрак действовал угнетающе. Если бы перед сестрами оказалась пропасть, путешественницы свалились бы в нее.

Когда послышалось тихое бормотание, туман уже посеребрил рассвет. Керис остановилась. Мэр стиснула ей руку. Стал слышен еще один мужской голос. Целительница не могла разобрать язык и уже испугалась, что они дали круг и вернулись к французам, но все же пошла на голос, держа спутницу за руку. Сквозь сероватую дымку пробивался красный свет огней, и смотрительница госпиталя с радостью двинулась туда.

Подойдя ближе, она с облегчением поняла, что говорят по-английски, а через секунду различила воинов. Некоторые, завернувшись в одеяла, спали, но трое сидели вокруг костра и беседовали. Один из них, вероятно, караульный, всматривался в туман, хотя то, что он не заметил их приближения, доказывало невыполнимость поставленной перед ним задачи. С целью привлечь к себе внимание Керис громко произнесла:

— Да благословит вас Бог, англичане.

Воины испугались, кто-то вскрикнул. Караульный с опозданием спросил:

— Кто идет?

— Две монахини из Кингсбриджского аббатства.

Победители в недавней битве уставились на сестер с суеверным ужасом, и целительница поняла, что их приняли за призраков.

— Не волнуйтесь, мы из плоти и крови, как и наши пони.

— Вы сказали — Кингсбридж? — удивленно привстал один из воинов. — Я вас знаю.

Керис узнала его:

— Лорд Уильям Кастер.

— Я теперь граф Ширинг. Час назад от ран скончался мой отец.

— Да упокоится душа его в мире. Мы пришли к вашему брату, епископу Ричарду, который является нашим аббатом.

— Опоздали, — ответил Уильям. — Брат тоже погиб.

Позже тем же утром, когда туман рассеялся и солнце осветило поле боя, граф Уильям отвел Керис и Мэр к королю Эдуарду. Все поражались, слушая, как две монахини двигались за английским войском по всей Нормандии, и воины, еще вчера смотревшие в лицо смерти, изумлялись их приключениям. Кастер предположил, что король захочет выслушать рассказ из собственных уст монахинь.

Высокий, широкоплечий, скорее импозантный, нежели красивый, тридцатидевятилетний Эдуард III правил уже девятнадцать лет. Лицо его было словно вылеплено для власти: крупный нос, высокие скулы, роскошные длинные волосы, начинавшие редеть на высоком лбу. Керис поняла, почему его называют львом.

Он сидел перед палаткой на табурете без доспехов, в модных двухцветных штанах-чулках и накидке с бахромой. При нем не было оружия: французы бежали, а выслеживать и добивать нерасторопных мстительно выслали специальный отряд. Короля окружали несколько баронов.

Повествуя о том, как они с Мэр искали пропитание и приют в опустошенной Нормандии, Керис думала, не воспримет ли король упоминание о пережитых ими трудностях как упрек. Однако не похоже, чтобы монарх возлагал вину за человеческие страдания на себя. Эдуард получал от рассказа о подвигах сестер такое же удовольствие, как если бы слушал храбреца, пережившего кораблекрушение. В конце целительница намекнула на огорчение, испытанное ею после всех перенесенных тягот при известии о гибели епископа Ричарда, с именем которого женский монастырь связывал свои надежды на справедливость.

212