К вечеру среды болела уже половина гостей госпиталя. В четверг утром заболели все. Слегли и некоторые служки аббатства, у Керис не хватало людей для уборки. Заметив за завтраком панику, мать Сесилия приняла решение закрыть госпиталь. Смотрительница была готова на все. Ее убивало, что она не в состоянии бороться с болезнью и грязью.
— Но где же люди будут спать? — спросила Керис.
— Отправляй в таверны.
— Но в тавернах го же самое. Может, в собор?
Сесилия покачала головой:
— Аббат не потерпит в нефе крестьян, которых тошнит во время службы.
— В любом случае нам надо отделить здоровых от больных. Если верить Буонавентуре, это замедлит распространение болезни.
— Разумно.
Вдруг молодую монахиню осенило:
— И вообще не нужно перестраивать госпиталь. Нужно просто построить новый, для больных, а старый оставить для паломников и других здоровых гостей.
Сесилия задумалась.
— Это недешево.
— Но у нас же есть сто пятьдесят фунтов. — Воображение Керис заработало. — Можно оборудовать новую аптеку, отдельные помещения для постоянных и тяжелых больных.
— Выясни, сколько это будет стоить. Спроси Элфрика.
Целительница ненавидела Элфрика. Не любила деверя и даже до памятного суда не хотела, чтобы он строил госпиталь.
— Элфрик занят — строит дворец Годвину. Я бы поговорила с Иеремией.
— Как хочешь.
В душе Керис поднялась теплая волна благодарности к Сесилии. Неумолимо строгая в вопросах дисциплины, настоятельница давала помощницам возможность принимать самостоятельные решения и понимала противоречивые чувства, раздиравшие подопечную. Не подавляла, а находила способы использовать. Дала строптивице работу, увлекавшую ее и дававшую выход мятежной энергии. «Ну вот, — подумала сестра Керис, — я очевидно не способна справиться с ситуацией, а Сесилия разрешает мне приступить к новому большому делу».
— Спасибо, мать-настоятельница.
Чуть позже в тот же день она прошлась по территории аббатства с Иеремией, объяснив ему, что нужно. Мастер хоть и видел в самых обычных вещах вмешательство святых и демонов, но все-таки был способным строителем, воспринимающим новое, чему научился у Мерфина. Вдвоем быстро определили местоположение госпиталя — южнее кухни. Он будет стоять в стороне, так что здоровым не придется часто сталкиваться с больными, но еду носить недалеко и удобно ходить из женской аркады. Иеремия подсчитал, что с аптекой, новыми отхожими местами, вторым этажом для отдельных палат новый госпиталь обойдется примерно в сто фунтов — две трети наследства из Торнбери.
Керис обговорила место с матерью Сесилией. Этот участок не принадлежал ни братьям, ни сестрам, так что им пришлось отправиться к Годвину. Нашли его на строительстве нового дворца. Врачевательница не заходила сюда несколько недель и, увидев каркас под крышей, удивилась — дворец обещал быть не меньше запланированного госпиталя. Она поняла, почему Буонавентура назвал его внушительным: обеденный зал выходил больше трапезной женского монастыря. Большое количество рабочих свидетельствовало о том, что Годвин хочет поскорее закончить стройку. Каменщики геометрическим узором выкладывали пол разноцветными плитками, плотники прилаживали двери, а стекольщик разводил огонь. Годвин потратил немало денег. Он с Филемоном как раз показывал новое здание помощнику епископа архидьякону Ллойду. Когда приблизились монахини, аббат умолк. Сесилия попросила внимания:
— Простите, не хотим вам мешать, но, когда закончите, не подойдете к госпиталю? Мне нужно кое-что вам показать.
— Как вам угодно, — ответил Годвин.
Сестры отправились через ярмарочную лужайку к собору. В пятницу купцы продавали оставшийся товар по сниженной цене, чтобы не везти его домой. Керис увидела круглолицего пузатою Марка Ткача в плаще из собственного алого сукна. Четверо его детей помогали у лотка. Дочь Эдмунда особенно любила Дору, которой теперь было пятнадцать лет, — шумная уверенность матери обитала в более хрупком теле.
— Дела, кажется, идут неплохо, — улыбнулась монахиня Марку.
— Вообще-то все это богатство твое, — ответил Ткач. — Ты придумала краску, а я просто следовал твоим указаниям. Меня не покидает чувство, будто я тебя надул.
— Ты вознагражден за тяжкий труд, — отмахнулась бывшая торговка.
Она была довольна, что Марк и Медж поправили свои дела на ее изобретении. Всегда радуясь удаче в работе, Керис никогда не алкала денег — может быть, потому, что выросла в богатом доме и всегда их имела. Но, так или иначе, ничуть не жалела, что Ткачи нажили состояние, которое могло бы принадлежать ей. Жизнь в монастыре, где не требовалось денег, устраивала ее, и сестра с удовольствием смотрела на здоровых и хорошо одетых детей Марка. Она-то помнила, как все шестеро спали на полу единственной комнаты, большую часть которой занимал ткацкий станок.
Сесилия и Керис прошли на юг аббатства. Пространство у конюшен походило на деревенскую усадьбу: голубятня, курятник, сарай для инструментов. В грязи копошились куры, а в кухонных отбросах рылись свиньи. У смотрительницы госпиталя руки зачесались навести здесь порядок. Скоро к ним подошли Годвин с Филемоном, позади тащился Ллойд. Сесилия указала на участок земли с кухней:
— Я хочу построить здесь новый госпиталь. Что вы думаете?
— Новый госпиталь? — переспросил аббат. — Зачем?
Керис заметила, что он встревожился, и напряглась. Сесилия ответила:
— Мы хотим иметь госпиталь для больных и отдельный гостевой дом для здоровых посетителей.