Годвин поспешил за ней. Какое счастье, что Клерк у него в долгу! Филемоново чутье на интриги бесценно, подумал он и тут же увидел в аркаде помощника.
— Захвати инструменты — и в сокровищницу, — прошипел аббат.
Годвин вышел из монастыря и торопливо пошел по лужайке к главной улице. Алиса унаследовала дом Эдмунда Суконщика — один из самых крупных в городе — и деньги, заработанные сестрой на сукне, так что Элфрик теперь жил в роскоши. Монах постучал и вошел в зал. Алиса сидела за столом над остатками обеда вместе с падчерицей Гризельдой и ее сыном Мерфином. Никто не верил в то, что Мерфин Фитцджеральд отец малыша — ребенок был слишком похож на давным-давно удравшего дружка Гризельды Терстана. Дочь строителя вышла замуж за одного из работников отца — Гарольда Каменщика. Воспитанные люди называли восьмилетнего Мерфина Гарольдсон, остальные — Безотцовщиной. Увидев Годвина, Алиса вскочила:
— Ах, брат аббат, какая честь видеть тебя в нашем доме! Выпьешь вина?
Настоятель отмахнулся от вежливого гостеприимства.
— Где Элфрик?
— Наверху. Прилег после обеда. Присядь в гостиной, я позову его.
— Пожалуйста, поскорее.
Гость прошел в следующую комнату. Там стояли два удобных кресла, но он принялся вышагивать взад-вперед. Протирая глаза, вошел Элфрик.
— Простите. Я тут немножко…
— Те пятьдесят дукатов, что я дал тебе три дня назад. Они мне нужны.
Мастер испугался.
— Это ведь на камень.
— Я знаю на что! Деньги нужны мне немедленно.
— Но я кое-что уже потратил — заплатил возницам, чтобы привезли камни с каменоломни.
— Сколько?
— Примерно половину.
— Ладно, ты можешь вложить свои деньги?
— Вы больше не хотите строить дворец?
— Конечно, хочу, но мне нужны эти деньги. Не спрашивай почему, просто отдай.
— А что делать с купленными камнями?
— Оставь пока. Верну тебе деньги через пару дней. Скорее!
— Ладно. Подождите здесь, если хотите.
— Я все равно никуда не уйду.
Элфрик вышел. Годвин задумался: где он хранит деньги? В очаге? Хранить деньги под очагом было обычным делом. Но, будучи строителем, Элфрик мог придумать тайник и похитрее. Однако где бы мастер ни находился, он вернулся через несколько секунд и вложил пятьдесят золотых монет в руку Годвина. Тот сказал:
— Я давал тебе дукаты, а здесь есть флорины.
Флорины были того же размера, но у них на одной стороне был изображен Иоанн Креститель, а на другой — символ Флоренции, цветок.
— Но у меня нет тех монет! Я же говорил вам, что потратил. Эти ведь такой же стоимости.
Так-то оно так. А если монахини заметят разницу? Аббат кинул деньги в кошелек на поясе и, не говоря ни слова, вышел. Настоятель торопливо вернулся в собор и нашел Филемона в сокровищнице.
— Монахини собираются устроить проверку, — запыхавшись, проговорил он. — Я забрал деньги у Элфрика. Открывай сундук, быстро.
Помощник приподнял каменную плиту, достал сундучок, вынул гвозди и открыл крышку. Годвин перебрал монеты. Одни дукаты. Но делать нечего. Священник положил флорины на самое дно.
— Закрывай и ставь на место, — велел он подручному.
Тот повиновался. Аббат на мгновение испытал облегчение. Вина частично заглажена. По крайней мере преступление теперь не такое вопиющее.
— Я хочу присутствовать, когда Керис будет считать. Меня беспокоит, заметит ли она, что там, кроме дукатов, и несколько флоринов.
— Вам известно, когда они намерены прийти?
— Нет.
— Я поставлю послушника убирать хор. Когда появится Бет, позовут.
Филемон имел небольшой круг поклонников, ревностно выполнявших его указания. Однако послушник не потребовался. Когда монахи выходили из сокровищницы, появились сестры Бет и Керис. Годвин сделал вид, что увлечен разговором о счетах:
— Нам придется просмотреть ранние свитки, брат. О, добрый день, сестры.
Керис открыла оба сестринских тайника и достала сундучки.
— Я могу вам чем-то помочь? — спросил Годвин.
Керис не обратила на него внимания. Бет извинилась:
— Мы просто кое-что проверяем; спасибо, отец-настоятель. Мы недолго.
— Работайте, работайте, — добродушно ответил он, хотя сердце молотом стучало в груди.
Керис раздраженно бросила:
— Нам нечего извиняться, сестра Бет. Это наша сокровищница и наши деньги.
Годвин развернул первый попавшийся свиток со счетами, и они с Филемоном сделали вид, что изучают его. Монахини пересчитали серебро в первой шкатулке — фартинги, полпенни, пенни и несколько неполноценных пенни, грубо изготовленных из сплава серебра и использовавшихся как мелкая разменная монета. Были и разнообразные золотые монеты: флорины, дукаты, похожие на них дженовино из Генуи, реалы из Неаполя, более крупные французские мутондоры и новые английские нобли. Бет все время справлялась по маленькой записной книжечке. Когда с первым сундучком закончили, она кивнула:
— Все точно.
Сестры ссыпали монеты обратно, заперли сундучок, поставили в подземный тайник и принялись пересчитывать золотые монеты в другом, вынимая их десятками. Добравшись до дна, Бет удивленно нахмурилась.
— В чем дело? — спросила Керис.
От стыда и ужаса Годвину стало не по себе.
— В этом сундучке только наследство благочестивой верующей из Торнбери. Я хранила его отдельно.
— И что?
— Ее муж торговал с Венецией. Вся сумма была в дукатах. А здесь, я смотрю, и флорины.
Годвин и Филемон прислушались и замерли.
— Странно, — буркнула Керис.