Мир без конца - Страница 185

185

Но Мэр права: уже в детстве Суконщица задавала разные вопросы. Позже, в школе, начинала спорить на каждом уроке Закона Божьего и за неделю добилась того, что мать Сесилия велела ей молчать. Уже в стенах обители начала нарушать монашеские правила и в ответ на увещевания задавала вопросы о смысле монастырской дисциплины. Ее еще раз попросили замолчать. А недавно мать Сесилия предложила сделку. За право основное время проводить в госпитале и при необходимости пропускать службы настоятельница потребовала с Керис держать богословские идеи при себе. Строптивица неохотно согласилась, но аббатиса была умна, и договоренность соблюдалась до сих пор: теперь любительница задавать вопросы почти все время следила за госпиталем. Она пропускала больше половины служб и редко говорила или делала что-то откровенно дерзкое. Мэр не удержалась:

— Теперь ты красивая. Особенно когда смеешься.

Керис на секунду словно утонула в синих глазах монахини, однако, услышав детский крик, оглянулась. Крик доносился из госпиталя. Она поспешила в госпиталь по маленькому коридору. Кристофер Кузнец принес восьмилетнюю дочку Минни. Ребенок плакал от боли.

— Положи ее на матрац.

Кристофер уложил девочку.

— Что случилось?

Силач от ужаса почти пищал:

— Споткнулась у меня в кузнице, и рука попала на раскаленное железо. Пожалуйста, сестра, сделай побыстрее что-нибудь, ей так больно!

Керис погладила девочку по щеке.

— Ну-ну, Минни, мы быстро снимем боль. — Смотрительница госпиталя решила, что вытяжка из маковых зерен слишком сильна для такого маленького ребенка. Нужно более мягкое лекарство. — Нелли, ступай в мою аптеку и принеси кувшин с надписью «Эссенция конопли». Быстро, но не беги — можешь споткнуться и разбить кувшинчик, а чтобы сделать новую, понадобится несколько часов.

Монахиня осмотрела руку Минни — страшно, однако, по счастью, обожжена только рука, ничего похожего на опасные ожоги по всему телу, как случается при пожарах. Там, куда пришлось раскаленное железо, предплечье изошло жуткими волдырями, кожа исчезла, обнажив мышцы. Керис подняла глаза на Мэр:

— Пожалуйста, принеси с кухни полпинты вина и такое же количество масла в разных сосудах. Теплые, но не горячие.

Мэр ушла.

— Минни, попробуй не кричать. Знаю, тебе очень больно, но ты должна меня выслушать. Я дам тебе лекарство. Оно снимет боль.

Крики несколько поутихли и перешли во всхлипывания. Нелли принесла эссенцию конопли. Керис налила ее в ложку и просунула в открытый рот Минни, зажав нос. Девочка глотнула, опять закричала, но через минуту начала успокаиваться.

— Дай чистое полотенце, — повернулась к Нелли Керис.

В госпитале использовали большое количество полотенец, и по распоряжению смотрительницы за алтарем стоял буфет, в котором всегда было много свежих. Вернулась Мэр с маслом и вином. Монахиня разложила полотенце на полу возле матраца, на него поместила обгоревшую руку.

— Ну, полегче?

— Болит, — захныкал ребенок.

Керис удовлетворенно кивнула. Первое вразумительное слово, произнесенное девочкой. Худшее позади. По мере действия эссенции дочь кузнеца становилась вялой.

— Сейчас я буду лечить твою руку. Постарайся лежать спокойно, хорошо?

Минни кивнула. На запястье, где были сильные ожоги, монахиня вылила небольшое количество теплого вина. Девочка дернулась, но не убрала руку. Смотрительница госпиталя, обрадовавшись, медленно повела струю выше, промывая вином самые страшные места. Затем так же полила раны оливковым маслом, успокаивающим ожоги и защищающим ткани от нежелательных воздействий из воздуха. Наконец взяла свежее полотенце и легко завернула руку, чтобы не слетались мухи. Минни стонала, но уже почти спала. Врачевательница всмотрелась в ее лицо. Оно покраснело от напряжения. Это хорошо: бледность значила бы, что доза была слишком большая.

Керис всегда волновалась из-за лекарств. Их концентрация варьировалась при изготовлении каждой новой порции, а целительница не имела возможности точно взвешивать составные части. Слишком слабое лекарство не действовало; слишком сильное могло стать опасным. Особенно врачевательница боялась передозировки для детей, хотя родители всегда настаивали на сильнодействующих средствах, теряя голову, когда детям было больно.

Вошел брат Иосиф. Он уже состарился — ему пошел шестой десяток — и растерял все зубы, но по-прежнему считался лучшим врачом аббатства. К нему тут же подскочил Кристофер Кузнец.

— О, брат Иосиф, слава Богу, вы пришли! — воскликнул он. — У моей девочки страшные ожоги.

— Давайте посмотрим.

Керис отступила, подавив раздражение. Все считали, что монахи — всесильные целители, способные творить чуть ли не чудеса, а монахини могут лишь кормить и обмывать. Она уже давно перестала протестовать, но еще возмущалась.

Иосиф откинул полотенце, осмотрел руку, ткнул пальцами в обгорелую плоть. Минни захныкала во сне, вызванном действием лекарства.

— Сильный ожог, но не смертельный. — Иосиф повернулся к Керис: — Приготовьте припарку из трех частей куриного жира, трех частей козьего помета и одной части белого свинца и приложите к ожогу. Она выведет гной.

— Хорошо, брат.

Врачевательница сомневалась в действенности припарок и даже заметила — многие раны хорошо заживают и без выхода гноя, что считалось благотворным. По ее наблюдениям, иногда под такими припарками, наоборот, происходило ненужное нагноение. Но с ней никто не соглашался — кроме брата Томаса, убежденного, что он потерял руку из-за припарки, прописанной ему Иосифом почти двадцать лет назад. Однако это поле боя Керис тоже оставила. Методы монахов основывались на авторитете древних медиков Гиппократа и Галена, и все, что согласовывалось с ними, считалось правильным. Иосиф ушел. Смотрительница госпиталя удостоверилась, что Минни удобно и что ее отец несколько успокоился.

185