— В каком смысле?
— Выборы нового олдермена.
— По самой своей природе выборы всегда туманны, если только не один кандидат.
— Предпочел бы именно этот вариант.
— Я тоже, при условии, что кандидатура будет моей.
— Именно это я и предлагаю.
Элфрик оторвал взгляд от тарелки.
— Правда?
— Скажи мне, Элфрик, ты очень хочешь стать олдерменом?
— Очень. — Вышло хрипло, и гость отпил вина. — Я заслужил, — продолжил он с каким-то негодованием. — Я ведь не хуже остальных, правда? Почему же мне не быть олдерменом?
— Ты поддержишь прошение о хартии?
Гость пристально посмотрел на Годвина и задумчиво спросил:
— Вы просите меня не поддерживать?
— Если тебя изберут олдерменом, да.
— Предлагаете помощь?
— Да.
— Но какую?
— К примеру, устранить соперника.
Элфрик с сомнением смотрел на аббата:
— Не понимаю как.
Годвин кивнул Филемону, и тот заявил:
— Мы считаем, что Керис еретичка.
Строитель уронил нож.
— Вы собираетесь судить ее за колдовство?
— Только никому не говорите, — ответил послушник. — Если она узнает, то может бежать.
— Как Мэтти Знахарка.
— Я пустил слух, что Мэтти поймали и в субботу будут судить. Но в последний момент обвиняемой окажется другая.
Элфрик кивнул:
— А поскольку это церковный суд, то не требуется ни обвинительных заключений, ни присяжных. — Он поднял глаза на Годвина: — И вы будете судьей.
— К сожалению, нет. Председательствовать будет епископ Ричард. Так что нам придется доказывать.
— И у вас есть свидетельства?
— Кое-что есть, но хотелось бы больше, — ответил Годвин. — Того, чем мы располагаем, хватило бы для какой-нибудь старухи, женщины безродных и друзей вроде Полоумной Нелл. Но Керис хорошо знают, она из богатой влиятельной семьи, о чем мне вряд ли нужно лишний раз напоминать.
— Как нам повезло, что ее отец прикован к постели, — вставил Филемон. — Богу угодно, чтобы он не смог защитить ее.
Аббат кивнул.
— И тем не менее у Суконщицы много друзей. Наши свидетельства должны быть убедительными.
— И что вы предлагаете?
Ответил Филемон:
— Было бы неплохо, если бы кто-нибудь из ее родных заявил, что она призывала дьявола, или переворачивала распятие вниз головой, или разговаривала с кем-то в пустой комнате.
Какое-то время Элфрик непонимающе смотрел на послушника, затем до него дошло.
— А-а! Так вы имеете в виду меня?
— Прежде чем ответить, хорошо подумай.
— Вы просите меня помочь отправить свояченицу на перекресток Висельников.
— Твою свояченицу, мою двоюродную сестру — да.
— Хорошо, я подумаю.
Годвин читал на лице Элфрика тщеславие, жадность, гордыню и думал о том, что Бог даже человеческие слабости направляет на благие цели. Монах видел Строителя насквозь. Должность олдермена обременительна для таких бескорыстных людей, как Эдмунд, который использовал власть во благо городских купцов, но для того, кто думает лишь о собственной выгоде, она предлагает бесконечные возможности для обогащения и удовлетворения честолюбия. Мягко, словно убаюкивая, Филемон продолжил:
— Если вы никогда не замечали ничего подозрительного, тогда, конечно, и говорить не о чем. Но я прошу вас напрячь память.
Аббат вновь подумал о том, как многому научился Филемон за последние два года. Нескладный прислужник аббата исчез. Он вел беседу как архидьякон.
— Вы могли бы припомнить случаи на первый взгляд безобидные, но в свете нашего разговора наводящие на мрачные мысли. По зрелом размышлении может показаться, что случаи эти не так уж невинны.
— Я вас понял, брат, — кивнул Элфрик.
Наступило долгое молчание. Про еду все забыли. Настоятель терпеливо ждал решения кандидата в олдермены. Филемон продолжил:
— И разумеется, если бы не Керис, все состояние Эдмунда перешло бы ее сестре Алисе… вашей жене.
— Да, — кивнул строитель, — я об этом уже думал.
— Ну и что же, как вам кажется, — спросил наконец послушник, — можете вы нам чем-нибудь помочь?
— Мне кажется, я очень даже могу вам помочь.
Керис никак не могла разобраться в слухах. Одни говорили, что Мэтти Знахарку поймали и заперли в подвале аббатства. Другие уверяли, что ее будут судить заочно. Третьи клялись, что обвинение в ереси предъявят кому-нибудь еще. Аббат на ее вопросы не отвечал, а остальные монахи утверждали, что вообще ничего не знают.
В субботу девушка отправилась в собор, исполненная решимости защитить Мэтти вне зависимости от того, будет обвиняемая присутствовать или нет, а также постоять за любую другую несчастную старуху, которой могут предъявить нелепое обвинение. Откуда такая ненависть к женщинам? Поклоняются Благой Деве, а остальных считают воплощением дьявола. В чем же дело? Будь это светский суд, где необходимо обвинительное заключение и существуют предварительные слушания, Керис могла бы заранее узнать свидетельства против Мэтти, но в церкви свои традиции. В чем бы ни обвиняли Знахарку, Суконщица громко скажет, что почтенная горожанка — настоящая целительница, использует травы и другие лекарства и, чтобы вылечиться, велит молиться Богу. Наверняка вступится еще кто-нибудь из горожан, кому она в свое время помогла.
Девушка стояла с Мерфином в северном рукаве трансепта и вспоминала ту субботу два года назад, когда судили Полоумную Нелл. Керис тогда сказала суду, что Нелл безумна, но совершенно безобидна. Это не помогло. Сегодня тоже собралось огромное количество ожидавших зрелища горожан и приезжих: обвинения, контробвинения, споры, крики, проклятия, а потом женщину поведут по улицам, будут сечь и, в конце концов, повесят на перекрестке Висельников. Пришел и монах Мёрдоу. Он всегда являлся на скандальные судебные слушания, которые давали ему возможность делать то, что бродячий проповедник умел всего лучше: доводить людей до исступления.