— Восстановительные работы, кажется, удались. — Она догадалась, о чем думает мастер.
Фитцджеральд пожал плечами:
— Два года — слишком короткий срок, чтобы делать выводы.
— Но ведь хуже нигде не стало.
— В этом-то и сложность. Невидимый изъян может разрушительно действовать годами, исподволь, а потом что-нибудь рухнет.
— А может, нет никакого изъяна.
— Должен быть. — Мерфин мотнул головой. — Ведь обрушение два года назад имело причину. Мы ее так и не нашли, а значит, не устранили. Следовательно, изъян по-прежнему существует.
— Может, он исправится сам собой.
На Керис просто нашла охота поспорить, но зодчий принял ее слова всерьез.
— Обычно такие вещи сами собой не исправляются, ноты права — это возможно. Может, где-нибудь прорвало водосток, начало подтекать, или сама собой прочистилась забитая горгулья.
Вышли с пением монахи, и прихожане затихли. С другой стороны появились монахини. Одна из послушниц подняла глаза — красивое бледное лицо среди вереницы наброшенных капюшонов. Элизабет Клерк. Она увидела Мерфина и Керис, и в глазах ее вспыхнула такая злоба, что Суконщица вздрогнула. Но Элизабет уже опустила голову и влилась в ряд неотличимых друг от друга монахинь.
— Она тебя ненавидит, — бросил Мерфин.
— Считает, что ты не женился на ней из-за меня.
— Она права.
— Нет, не права. Ты мог жениться на ком угодно!
— Но я хотел жениться только на тебе.
— Ты играл ею.
— Может быть, ей так кажется, — с сожалением заметил Фитцджеральд. — А мне просто нравилось с ней разговаривать. Особенно когда ты превратилась в ледышку.
Девушка смутилась.
— Знаю. Но Элизабет чувствует себя обманутой. Становится просто не по себе от ее взглядов.
— Не бойся. Клерк теперь монахиня. Что она тебе может сделать?
Влюбленные стояли, касаясь плечами, как могут стоять только очень близкие люди. Служба шла полным ходом, на церемониальном кресле в восточной части сидел епископ Ричард. Суконщица знала, что Мерфин все это любит. Ему всегда после службы становилось лучше — он говорил, что церковь создана для него. Керис приходила в храм, потому что ее отсутствие было бы замечено, но вообще-то ее одолевали сомнения. Девушка верила в Бога, но сомневалась, что Он открывает свои веления исключительно таким людям, как двоюродный брат Годвин. Дочь Эдмунда не могла понять, зачем Богу поклонение. Оно нужно королям и графам, и чем менее они значительны, тем большего поклонения требуют. Строптивица считала, что всемогущему Богу не так уж важно, как именно славят Его жители Кингсбриджа. Ведь ей тоже не очень важно, боится ли ее олень в лесу. Иногда Керис говорила об этом, но никто не принимал ее слова всерьез.
Девушка подумала о будущем. Были все основания полагать, что король пожалует Кингсбриджу права самоуправления. Отца, если он поправится, вероятно, изберут мэром. Ее суконное дело встанет на ноги. Марк Ткач разбогатеет. А гильдия, тоже разбогатев, построит шерстяную биржу, где можно будет торговать и при плохой погоде. Мерфин займется строительством. Даже аббатству станет лучше, хотя Годвин и не скажет ей спасибо. Служба закончилась, братья и сестры потянулись к выходу. От процессии отделился Филемон и, к удивлению Керис, приблизившись к ней, спросил:
— Мы можем поговорить?
В нем было что-то отталкивающее. Суконщица подавила невольное содрогание и не очень вежливо поинтересовалась:
— О чем?
— Мне было бы интересно твое мнение. — Послушник явно пытался расположить ее к себе. — Ты ведь знаешь Мэтти Знахарку?
— Да.
— Что ты о ней думаешь?
Девушка сурово посмотрела на него. К чему клонит помощник аббата? Что бы там ни было, Мэтти она решила защитить.
— Конечно, Знахарка не изучала древних, но иногда ее лекарства помогают лучше монашеских. Я думаю, это объясняется тем, что она пытается лечить, исходя из опыта, а не из теории соков.
К ним с интересом стали прислушиваться, некоторые даже решили поделиться своими соображениями.
— Ее микстура сбила нашей Доре жар, — сообщила Медж Ткачиха.
— Когда я сломал руку, ее лекарство сняло боль на то время, пока Мэтью Цирюльник вправлял кость, — добавил Джон Констебль.
Филемон спросил:
— А какие заклинания она произносит, когда готовит зелья?
— Да никаких заклинаний! — возмутилась Керис. — Перед приемом лекарства Мэтти велит всем молиться, потому что исцеляет один Господь. Вот что она говорит!
— А может так быть, что Знахарка ведьма?
— Да нет же! Какая глупость.
— Просто было одно письмо в церковный суд.
Керис похолодела.
— Чье?
— Не могу сказать. Но меня попросили кое-что выяснить.
Керис была озадачена. Кто желает зла Мэтти? Она посмотрела на Филемона:
— Но уж ты-то должен хорошо ее знать. Знахарка спасла жизнь твоей сестре при родах. Если бы не Мэтти, Гвенда истекла бы кровью и умерла.
— Да, наверно.
— Наверно? Гвенда жива или нет?
— Конечно, жива. Так ты уверена, что Мэтти не призывает дьявола?
Керис обратила внимание, что послушник задал этот вопрос громко, как будто хотел, чтобы его все слышали. Она не поняла зачем, но в ответе не сомневалась.
— Ну конечно, уверена! Если хочешь, могу поклясться.
— Это не обязательно, — мягко ответил Филемон. — Благодарю тебя.
Как-то по-мальчишески наклонив голову, послушник удалился. Керис и Мерфин двинулись к выходу.
— Какой вздор! — воскликнула Суконщица. — Мэтти — ведьма!