Мир без конца - Страница 15

Пока глава братии раздумывал, что ответить, вошла Сесилия. На ней был тяжелый плащ из добротного сукна, ее единственная роскошь — настоятельница всегда мерзла. Поздоровавшись с аббатом, заметила Годвину:

— Твоей тетке Розе очень плохо. — У монахини был мелодичный ясный голос. — Она может не дожить до утра.

— Да пребудет с ней Господь. — Годвина кольнула жалость. В семье, где все только и делали, что командовали, Роза единственная слушалась. Этот цветок казался тем более хрупким, что его окружали колючки ежевики. — Какой удар. Что будет с моими двоюродными сестрами, Алисой и Керис!

— По счастью, у них есть твоя мать, она их утешит.

— Конечно. — Умение утешать не самая сильная сторона Петрониллы, подумал Годвин. Куда лучше она умеет подпереть человека, чтобы он не рухнул на спину. Но молодой монах не поправил Сесилию, а вместо этого налил ей бокал сидра. — Вам не холодно, мать-настоятельница?

— Прохладно, — без обиняков ответила та.

— Я подкину дров.

— Мой племянник Годвин так внимателен, поскольку хочет попросить у вас денег на Оксфорд, — съязвил Антоний.

Годвин в бешенстве посмотрел на родственника. Он уже приготовил осторожную речь и опять выжидал момент, а дядя ляпнул как нельзя грубее.

— Вряд ли мы сможем оплатить учебу еще двоим, — ответила Сесилия.

Теперь настала очередь удивиться Антонию:

— Кто-то еще просил у вас денег на Оксфорд?

— Наверно, мне не стоит говорить. Не хочу, чтобы у кого-то возникли неприятности.

— Это не будет иметь никаких последствий, — снисходительно заметил Антоний, затем одумался и добавил: — Мы всегда признательны за вашу щедрость.

Годвин добавил дров в камин и вышел. Дом настоятеля стоял к северу от собора, крытая аркада и остальные строения аббатства — к югу. Шагая по лужайке к монастырской кухне, молодой монах не мог унять дрожь. Он предполагал, что аббат может не сразу согласиться на его отъезд в Оксфорд под предлогом того, что надо посмотреть, подрасти, подождать, пока кто-нибудь из нынешних студентов не получит степень… Антоний вилял всегда — такой уж человек. Но, являясь его подопечным, Годвин в конечном счете был уверен в дядиной поддержке. Открытое сопротивление потрясло молодого человека.

Интересно, кто еще просил настоятельницу? Из двадцати шести монахов шестеро были ровесниками Годвина — скорее всего один из них. На кухне помощник келаря Теодорик выполнял поручения повара. Может, он претендует на деньги Сесилии? Честолюбец смотрел, как Теодорик выкладывает гуся на большую деревянную тарелку, где уже стояла миска с яблочным соусом. У парня светлая голова. Это соперник. Годвин понес обед в дом настоятеля, испытывая тревожное чувство. Он не знал, что делать, если Сесилия решит помочь Теодорику. Плана отступления просто не было.

В будущем Годвин хотел стать аббатом Кингсбриджа. Он не сомневался, что более Антония достоин этого сана. А хороший настоятель может подняться и выше: до епископа, архиепископа, а то и королевского советника. Годвин лишь смутно представлял, что делать с такой властью, но чувствовал свое высокое предназначение. Однако к этим высотам вели всего две дороги: аристократическое происхождение и образование. Годвин родился в семье торговцев шерстью; его единственной надеждой оставался университет. А для этого ему нужны деньги Сесилии. Монах поставил обед на стол.

— Но отчего умер король? — спрашивала Сесилия.

— Удар, — ответил Антоний.

Годвин надрезал гуся.

— Могу я положить вам немного грудки, мать-настоятельница?

— Да, пожалуйста. Удар? — недоверчиво переспросила она. — Вы говорите так, словно король был дряхлым стариком. Ему исполнилось всего сорок три года!

— Так говорят его тюремщики.

Когда короля свергли с престола, он томился в заключении в замке Беркли в нескольких днях пути от Кингсбриджа.

— Ах да, тюремщики, — повторила Сесилия. — Люди Мортимера.

Аббатиса не любила Роджера Мортимера, графа Марча. Он не только поднял мятеж против Эдуарда II, но и соблазнил жену короля Изабеллу. Настоятель и настоятельница приступили к обеду. Годвин надеялся, что ему что-нибудь останется.

— Вы говорите так, словно что-то подозреваете, — произнес Антоний.

— Ну что вы! Правда, кое-кто подозревает. Ходят слухи…

— Что его убили? Знаю. Но я видел обнаженное тело. Никаких следов насилия.

Годвин знал, что нельзя встревать в разговор, но не удержался:

— По слухам, когда король умирал, его предсмертные крики слышала вся деревня Беркли.

Аббат посерьезнел.

— Когда умирает король, всегда ходят слухи.

— Король не просто умер, — возразила Сесилия. — Сначала его свергнул парламент. Такого еще не случалось.

Антоний понизил голос:

— На то были серьезные причины. Гнусный грех.

Это звучало загадочно, но Годвин знал, что имеется в виду. У Эдуарда были фавориты — молодые люди, к которым он, как утверждали, питал противоестественную привязанность. Один из них, Питер Гавестон, добился такой власти, получил такие привилегии, что вызвал зависть и недовольство баронов, и в конце концов его казнили за измену. Но ему на смену пришли другие. Неудивительно, говорили люди, что королева завела любовника.

— Я в это не верю, — мотнула головой Сесилия, страстная роялистка. — Может, разбойники в лесах и предаются этим порокам, но особа королевской крови не может пасть так низко. А есть еще гусь?

— Да, — ответил Годвин, пряча досаду.

Он срезал последний кусок мяса и положил настоятельнице. Антоний продолжил: